об искусстве и налогах
Интересный текст от Глеба Симонова (ФБ), с критикой клише о том, как богачи пользуются современным искусством, чтобы избежать налогов.
**Глеб Симонов: **
Это пост о том, почему однотипные мемы про современное искусство как уход от налогов — преувеличены или выдуманы, невоплотимы в реальности, и вполне сознательно манипулируют собственной аудиторией для своих целей.
Это также пример того, что опровергнуть любую глупость в несколько раз сложнее, чем её сочинить. Увы.
Я буду разбирать пример WHO is WHO на картинке выше — потому что он краткий, недавний, и особенно низко относится в первую очередь к собственной же аудитории. Его схема, как и всегда, эксплуатирует один и тот же сценарий: неизвестный миллионер толкает не имеющую ценности работу в музей, и получает за счёт пожертвования полный уход от налогов.
Проблема этой схемы — в непонимании рынка, налогового законодательства и музейной политики. Она не связана со вкусами и предпочтениями в мире искусства: суждения о художественной ценности могут быть субъективны, но рынок — работает с цифрами, фиксирующимися в ежегодных отчётах, маркетинговых исследованиях и в залах аукционов. Он регулируется, пусть недостаточно, но у происходящего на рынке есть границы возможного.
Поэтому человек, говорящий о рынке какую-нибудь херню — выдаёт себя с первой же цифры, если не с первого предложения.
Итак. • • • • 1. Миллионер: Зарабатывает в 2020 году 20 миллионов долларов.
Занятно, что миллионер называется просто миллионером. Автор предполагает, что налоговые льготы доступны любому человеку с достаточным капиталом — потому что автор не знает налогового законодательства, и рассчитывает, что читатель также его не знает.
Чтобы получить налоговые льготы по пожертвованию искусства, вам нужно доказать налоговой, что вы коллектор или арт-дилер, потому что право на эти льготы даётся только коллекторам и арт-дилерам (льготы от всех подряд работают только с наличкой). То есть, вы уже должны иметь какое-то отношение к миру искусства, и держать на руках достаточное количество картин. Это сходу снижает количество всех потенциальных миллионеров до достаточно небольшой группы. Larry's List, один из ведущих журналов о коллекционерах искусства, оценивает количество коллекторов во всём мире всего в 8000-10000 человек — и это с порога в $1 миллион, а не с двадцати.
Искусство коллекционируют очень немногие — потому что оно неприбыльно, илликвидно, его доходность вдвое уступает индексам S&P 500 (2.4% vs 8% AFI), и облагается дополнительным налогом на роскошь, то есть создаёт дополнительные налоги.
В это трудно поверить, но искусство коллекционируют по любви и для обладания. Это недвижимый вывод маркетинговых исследований внутри рынка, которые написаны для своих. Но продолжим. • • • • 2. Миллионер: Нанимает «художника» за 25 тысяч долларов. $25 тысяч — это цена хорошей, большой работы в blue chip галереях. По таким ценам выставляют художников с аспирантурой и многолетним выставочным опытом, чьи имена уже на слуху и всем хорошо известны. И хотя никто из них не отказался бы чтобы их работу оценили в $20 миллионов и поместили в музейной коллекции — проблема в том, что это невозможно сделать втихую.
Это необходимо сделать втихую, чтобы не сесть в тюрьму. Весь этот план в целом предполагает, что манипуляции ценами не имеют никаких последствий, и не вызовут никаких вопросов в налоговой — потому что автор держит своих читателей за идиотов, неспособных предположить, что если вы хотите поставить государство на деньги, это лучше делать не на виду.
Чтобы делать это не на виду — условному миллионеру нужно брать художника без имени. Для краткости, пусть это будет его племянник. Сумма в $25 тысяч в таком случае начинает казаться избыточной, но проблема не в этом, а в том, как это всё отыгрывается дальше. • • • • 3. Художник: Делает один мазок кистью на холсте.
Важно понимать, что рынок современного искусства не работает как-то принципиально иначе, чем рынок старых мастеров, спортивных автомобилей и антиквариата. Поэтому совершенно не важно, сколько мазков племянник миллионера сделает на холсте: если бы вся эта схема была применима в реальности, она была бы в равной степени применима и к художникам Возрождения, и к импрессионистам, и к любому искусству, которое любите лично вы.
Акцент на незначительных усилиях художника ставится здесь только для эмоциональной манипуляции читателя. Стоит ли ненависть к какой-либо живописи того, чтобы быть обманутым? • • • • 4. Миллионер: просит оценить картину эксперта-оценщика из круга своих друзей.
Автор второй раз прокалывается на незнании законодательства. Оценщики работают не на себя, а на независимые агентства. Им нужно проходить формальное обучение, получать сертификат, и иметь несколько лет стажировки.
И поскольку круг, как уже говорилось, довольно узкий — в реальности коллекторы не только не сдают работы оценщикам “по знакомству”, но стараются избежать этого всеми возможными средствами, потому что конфликт интересов — это приглашение в зал гражданского суда на несколько лет тяжбы. В чём легко убедиться, пробежавшись по публикациям “Art Appraisal 101”, написанным для молодых коллекционеров — предупреждение о потенциальной юридической мине прописано везде прямым текстом. • • • • 5. Эксперт: Оценивает картину в 20 миллионов долларов.
Этот пункт — самый смешной из всего списка, самый абсурдный и самый манипулятивный, поэтому с ним придётся провести некоторое время.
Во-первых, оценки происходят не с потолка, и не на основании некоего субъективного чутья оценщика — они происходят на основании прецедента. У художника должна быть доказуемая история выставок, представительства, грантов, продаж и перепродаж. Эта же история должна быть у самой работы. Картине нельзя дорисовать ни три нуля, ни два нуля, ни одного нуля — оценка включает в себя полное освидетельствование с подробной аргументацией, подписью оценщика и одобрением самого агентства, не слишком заинтересованного в разбирательствах с IRS.
И да, оценки меняются постоянно. Но на основании каких-нибудь косвенных данных — работа за $25 тысяч может подняться допустим до $40 тысяч. Она не может ни с чего вдруг подняться до уровня второстепенных работ Моне.
Это подводит нас ко второй проблеме. $20 миллионов — это сумма, которая может убедительно звучать только для человека, вспоминающего о рынке только во время громких аукционных продаж.
Мировой рынок искусства — это 30 миллионов транзакций в год. Средняя стоимость картин на рынке — $10-15 тысяч. Продажи выше $1 миллиона — составляют в нём приблизительно 0,3%. Они редки. Большинство из них — это послевоенная классика и редко мелькающие на рынке старые мастера. В тех редких случаях, когда молодой художник пробивает семизначную сумму — это событие и новость, но он также будет на слуху значительно раньше, ещё на пороге в $50-60 тысяч или чуть выше. И хотя рост стоимости одного и того же художника это скачкообразный процесс — он никогда не перескакивает три порядка по воле одного сертифицированного клерка, какими бы знакомствами клерк при этом ни обладал. Этого просто не происходит. В истории нет ни одного примера таких скачков, ни одного имени, которое можно было бы привести.
Почему в таком случае автор приводит настолько абсурдную, настолько легко опровержимую цифру?
Потому что она и не предполагает за собой никакой связи с реальностью. Она должна вызвать отвращение от больших денег, на фоне которого читатель будет готов поверить во что угодно. В случае опровержения — читатель сам с готовностью ответит, что “цифра не важна” или что-нибудь в этом роде.
Что довольно занятно — эта манера выставлять единственные легко измеримые и конкретные вещи как несущественные. Но продолжим. • • • • 6. Миллионер: Дарит оцененную в 20 миллионов долларов картину музею…
Поскольку весь нарратив к настоящему моменту уже полностью лежит на манипуляции и обмане — предположение, что музей просто берёт все картины подряд — по-видимому должно заглатываться без лишних вопросов.
Музеи не берут всё подряд. Музеи вообще редко берут что-либо. Я не знаю, почему это нужно объяснять, но видимо нужно.
Пополнения коллекции всегда анонсируются отдельно — потому что у музея есть попечительские советы, музейные финансы строго регулируются сверху, и у многих музеев есть жесткие рамки того, что им можно и что нельзя брать в коллекции. Многие музеи отказываются от пожертвований, связанных с репутационными рисками — прямо сейчас это происходит с пожертвованиями Саклеров. Существуют даже музеи, которым нельзя брать ничего вообще, как Frick collection в Нью-Йорке.
Когда пополнения происходят — они часто сопровождаются выставками, дают существенный пункт в резюме, и поэтому сотни тысяч художников по всему миру могут только мечтать о том, чтобы их работы были в музейной коллекции.
Но картину невозможно просто взять и всучить. Мы знаем об этом потому, что многие пытались: мир искусства полон анекдотов о том, как неадекваты всех областей пытаются застолбить себе место в истории, и агонизируют в Твиттере по поводу музейных отказов.
Но нам нужно закончить схему. • • • • 7. …за что освобождается от уплаты налогов с 20 миллионов долларов.
Автор уже неоднократно продемонстрировал незнание налоговой системы, и глупо было бы ждать чего-то иного в последнем пункте.
Пожертвование искусства в музей в принципе не может освободить человека от всех налогов. Налоговые льготы на пожертвование искусства составляют не больше 30% налога на доходы, в идеале, при соблюдении сонма попутных критериев, и это только налог на доходы. Условный миллионер всё равно будет платить налоги на собственность и налоги на роскошь — напомню — с той самой коллекции искусства, которая позволяет списать в принципе что-либо.
В этом кроется главная причина нереальности всей этой схемы в принципе. Искусство не спасает от налогов — оно создаёт дополнительные налоги. Манипуляции стоимостью существуют, но они настолько мизерны, что просто неэффективы. Для уходов от налогов существуют другие средства. • • • • 8. Так какие схемы происходят на самом деле?
Рынок искусства не безгрешен. Местами — рынок искусства весьма ужасен. Его единственная польза, со времён Возрождения и по настоящий момент — в том, что он обеспечивает долговременную сохранность по крайней мере части работ. Но всё вышесказанное не значит, что он работает в белую, или что его проблемы не являются предметом постоянного обсуждения и критики в арт-сообществе. Включая уход от налогов.
Но нужно понимать, как этот уход происходит. Реальный уход от налогов — это хранилища во фрипортах, сокрытие активов, выведение офшорных корпораций на острова. Это длинные сложные схемы, не укладывающиеся в семь пунктов, но их основное отличие от исходного мема — в том, что ценность этих коллекций реальна.
Люди могут не любить и не понимать художественной абстракции — но факт в том, что коллекторы верят той цене, которую за неё платят, и государство верит той цене, которую за неё платят. Работы вывозятся во фрипорты не потому что они на самом деле дешевы, а потому что они на самом деле дороги. Реальные схемы налоговых льгот пытаются не преувеличивать, а преуменьшать ценность коллекций.
Многие из этих схем противозаконны. Многие аморальны. Но они по крайней мере существуют в реальности. Они могут быть частично устранены — если общественное давление будет добиваться большей прозрачности рынка, большей регуляции, закрытия налоговых гаваней и фрипортов. Всего того, о чём аналитика рынка искусства писала с момента его колоссального роста в 1960-х.
Но для этого всем придётся смириться с одной вещью: некоторые картины, которые вам не нравятся, могут нравиться кому-то другому. Достаточно чтобы платить за эти картины деньги, которых у вас нет.
Потому что пока вы убеждены, что богачи и оценщики дружно разводят лохов в налоговой — может оказаться, что развод происходит в вашей собственной ленте, а разводят — вас.